Нелегко быть скромным недооцененным гением.

Ну, ладно, может, не гением, но недооцененным – точно. За пару лет самоотверженной службы Эл попривык к тому, что все самое интересное выпадает его более опытным коллегам, но ни у одного коллеги не было такого тайного козыря в рукаве, такой форы на старте… В общем, ни у кого не было друга в полиции, который стерпит все. Даже вмешательство старого приятеля туда, куда не просили. А если непрошенное вмешательство выльется в плодотворное сотрудничество, то, может, даже пивом на досуге угостит. Кто знает? Раньше проверить как-то не удавалось.

Но теперь…

Шансы Эл трезво оценивал как весьма средние, но… Кто не рискует – тот не пьет пива за счет спасенных друзей и не получает похвалу от старших товарищей по цеху.

От коллег он прослышал о неприятности в одной из реплик. Впрочем, «неприятность» - определение недостаточно емкое для произошедшего. Сгорел целый город: школы, общественные здания, жилые дома, толпы горожан, объятые пламенем. Должно быть, пепелище представляло собой жуткое зрелище. Эл точно сказать не мог, ведь его-то как раз к исследованию не привлекли. Или пока не привлекли. Но факт, что на пепелище обнаружили чешуйку огненной саламандры, которой там никак не должно было быть, от него не укрылся.

А сегодня вдруг подозрительное тройное убийство в его «домашнем» мире. С явным магическим душком, как он слышал. Дельце обещало быть интересным. И занимался им не кто иной, как Бен – Бенджи, Бенджамин. Эл чуть не подпрыгнул от секундного триумфа. Вот и ему нашлась работенка. Ладно-ладно, не работенка, но хотя бы шанс проявить способности и заняться, наконец, делом, утолить любопытство. А там, глядишь, и его привлекут к настоящей работе.

На месте он присмотрелся и немного стушевался. Полиция работала на совесть: оцепила место преступления, выставила кордоны. Странно, что собак не притащила. Никто ничего не знает. Видимо, он вовремя, и Бенджи еще там. Вот только между Элом и «там» было некоторое препятствие в виде стен заведения и докучливых копов. К большому облегчению, у него было большое прошлое с ночными заведениями Нью-Йорка, и это конкретное он когда-то вниманием не обошел и даже неплохо помнил. Особенно окно в мужском сортире, через которое как-то смывался от… Впрочем, не время предаваться сладостным воспоминаниям о днях разгульной молодости.

Через пять минут он вышел из туалета, как ни в чем не бывало, уже внутри здания. Задержанные до выяснения горе-тусовщики под вялым надзором копов нетрезво глазели по сторонам и засыпали друг у друга на плечах в ожидании своей очереди на допрос. Кому-то из полицейских его появление явно не понравилось.

— Да убери ты руки, парень. В чем дело – уже нельзя отлучиться в туалет? Мы же тут на сто лет, а физиологию никто не отменял.

Он постарался обезоруживающе улыбнуться, но тут же почувствовал какой-то фантик в штанине, и эффект явно вышел не тот. Впрочем, так даже лучше: он же устал после ночных танцулек и шокирован произошедшим. Должен быть.

В проеме на противоположной стене – явно женский туалет – мелькнула знакомая фигура в скафандре. Эл едва не просиял. Несдержанность когда-нибудь доведет его до дурного.

— Спорю на пять баксов, что вон тот парень очень хочет меня допросить. Просто жаждет, — он вывернулся из рук полицейского и, пока не словили снова, ловко прошествовал к желтой ленте. «Не пересекать». Что ж, он вовсе не собирался нарушать правила. Пока что. Подойдя к ленте максимально близко, он махнул руками, жестикулируя Бену: «смотри, никаких пересечений, веду себя примерно», и, перегнувшись через нее всем туловищем, чтобы его слова слышал только старый приятель, подмигнул: — Что, Бенджи, наконец-то стал шариться по дамским уборным? Горжусь тобой, но в следующий раз бери меня с собой, я в этом разбираюсь.

Устав от ожидания, он трагично закатил глаза и кивнул головой в сторону – давай же.

— Сам знаешь, я так просто не уйду, — кинув взгляд на легкий беспорядок в нижней части собственного гардероба, Эл пожал плечами: подумаешь… — Не обращай внимания, провалился в мусорку. На что ни пойдешь ради благого дела?

Только сейчас Эл заметил, что Бен работал не один, и цокнул язычком.

Вечер переставал быть томным…