Казалось, вместе с выпущенной стрелой от герцогини ушло всё накопленное за время охоты нетерпение. Лицо Берглунд меняется буквально на глазах; женщина ныне кажется хладнокровной и сосредоточенной. И всё же вся она вся в напряжении, будто пружина, и готовится услышать столь желанный вопль раненого зверя. Она не услышала характерного глухого стука, и ей остаётся только надеяться, что стрела и впрямь не попала в ствол дерева, например. Впереди нечто зашевелилось активнее, зашелестела листва под ногами, затрещали веточки под чьим-то весом, и сердце женщины с новой силой затрепетало, наполнилось азартом. Нет — жаждой крови. Жаждой поскорее нагнать зверюгу, выпустить ещё несколько стрел, отнимая его жизнь, и насладиться сладким вкусом победы. Вот уж чего ей точно не хватало в размеренной семейной жизни. То самое будоражащее чувство, когда она разбивала нос очередному мальчишке в своей буйной молодости, когда стреляла лучше младших братьев и видела зависть в их глазах, и плохо скрываемую гордость в глазах отцовых. Стрельба и охота — не девичье дело, говорил он. Так почему же именно это заставляет её сердце биться чаще, а не сопливые признания в любви и верности от боярских мальчишек?